Диалоги. Ответы без вопросов
Слово редактора

Диалоги. Ответы без вопросов

Oн взрослых изводил вопросом «Почему?».
Его прозвали «маленький философ».
Но только он подрос, как начали ему
Преподносить ответы без вопросов.
И с этих пор он больше никому
Не досаждал вопросом «Почему?».

С.Я.Маршак. Лирические эпиграммы. 1964 г.

2875

Когда в 2015 году я установил в центре дворика подростковой школы пятиметровый вопросительный знак из ярко-оранжевого металла, никто не задал мне вопрос: «Почему?». Версий было несколько: большинство решило, если директор это сделал — значит, нужно. Какая-то часть коллег стеснялась проявить отсутствие сопричастности к тому, что в школе происходит, а один пятиклассник обреченно высказался: «Теперь нас всегда будут спрашивать…»

Вот про это и наш декабрьский номер: почему все, приходя в этот мир, удивляющий и непонятный, пытаются с самого рождения раскрыть его для себя. Мы задаемся вопросами: кто я в этом мире, каково мое место в нем, что на самом деле он из себя представляет? Говорят, что семьдесят тысяч лет тому назад из Homo erectus вырос Homo sapiens только потому, что стал задавать вопросы.

Наверное, коллеги забыли, как доставали с двух или трех лет вопросами своих родителей, воспитателей в детском саду, соседей, старших сестер. Причем так, что без серьезного поиска в энциклопедиях или словарях не ответишь. Вы знаете, почему курица белая, а цыпленок желтый? Почему у трамвая есть «рога», а у вагона метро — нет? Почему небо голубое? Что такое время? Когда мы все умрем?

Так продолжается непрерывно где-то с двух до пяти лет. Потом вопросов становится меньше. Затем, при поступлении в школу, они иссякают. Но не сразу. Только после того, как встроются в систему. Где-то ближе к первому снегу.

Каждую субботу рано утром провожу занятия с одиннадцатыми классами. В актовом зале школы их собирается сотни полторы. Иногда забредают выпускники прошлых лет. Если в конце часа кто-то задает вопрос, я чувствую себя успешным. Но бывает это нечасто. Зал молчит в ответ на традиционное: «У кого есть вопросы?». А почему? Потому что было неинтересно? Молчит потому, что хочется поскорее в буфет? Молчит потому, что разучились спрашивать?

Наверное, задают вопросы тем, кому доверяют. Ведь первыми, кто удостоился вопроса «Почему?», были мама с папой. У меня — дедушка. Помню, как я его доставал вопросом: «Кто лучше, Ленин или Сталин?». Но, согласитесь, если вы имеете дело с замкнутым, суровым, недоступным, великим Субъектом, очень сложно спросить его, какой сорт мороженого он предпочитает или почему самолет летает? Например, раз в несколько лет я слышу вопрос от первоклассников о причинах отсутствия волос у меня на голове, или: «Какая собака живет у вас дома?», «А вы трогали когда-нибудь крокодила?». Но все чаще про черные дыры и сингулярность.

Для меня тайна, почему они с возрастом задают вопросы все реже и реже. Есть только гипотезы: возможно, потому что они большую часть дня проводят в месте, где всегда отвечают на незаданные вопросы? И ответов там так много, что сил и времени на вопросы не остается? Или, наоборот, им, всегда спрашивавшим, задается так много вопросов, что спрашивать уже не хочется? Ведь для этих ответов они готовились заранее, помечали верные варианты в тестах, искали решения в конце задачника, обращались к «Википедии».

Вот поэтому в этом школьном дворе и появился вопросительный знак как символ самой дефицитной тональности в диалоге — вопрошающей.

Любознательные психологи подсчитали, сколько вопросов в день задает ребенок в пятилетнем возрасте. В среднем получилось более шестидесяти. В шесть лет — не более тридцати, в семь — около десяти. В пятнадцать — три-четыре, и то в зависимости от настроения.

Куда-то пропадает любознательность к себе и к другим как возможность увидеть заурядные вещи с неповторимой и незнакомой стороны. Особенно если речь идет о системе удовлетворения любознательности, которая ориентирована на любознательность других. Тех, кто взял на себя смелость, уверенность и ответственность определять для всего человечества объекты его любознательности. Во всех системах образования мира не очень поощряют тех, кто по-иному мыслит и интенсивно спрашивает, поэтому таковых немного. Они часто мешают принятым регламентам технического обслуживания системы познания. Мешают держать в этих рамках программы всю популяцию определенного возраста.

Быть в ответе за наши вопросы

Никакая вещь не должна перестать подвергаться сомнению, иначе теряется «святая искра любопытства», говорил Эйнштейн. Я не уверен, что в школах мы руководствуемся этими словами. Совсем не этот мотив в основе школьного опроса. Страх, который охватывает ребенка перед ежедневным ожиданием: спросят или не спросят. Он возникает не сразу, где-то к шестому классу, и не у всех. Дети разные, и среди них есть жаждущие этого опроса и абсолютно индифферентные по разным причинам. Часто они обижаются на то, что готовились к тому, чтобы спросили, но на них не обратили внимания. Ведь старались, жертвовали чем-то, чтобы быть успешным, когда спросят. Может быть, они неизбежность спроса воспринимают как месть за период интенсивного вопрошения с двух до семи лет? Когда они сами задавали тысячи вопросов, на которые им не хотели отвечать.

Есть привычный речевой оборот как итог исполнения или неисполнения долга: «С тебя за это спросят…»

Спросят с места, спросят «у доски», спросят устно, спросят с помощью тестов, спросят…

В любом первом классе начальной школы стоит учителю задать вопрос, даже не завершить его, а только включить вопросительную интонацию, почти все поднимают руки. Причем не просто поднимают, а тянут вверх, стараясь дотянуться как можно выше. Рука при этом совершает еще и быстрые маятниковые колебания, вызывая какую-то подъемную силу. Им не важно, что половина ответов по приговору учителя окажется неверной, им важно быть сопричастными к диалогу. В пятом классе какая-то часть инерционно еще тянет руки, не боясь приговора. А попробуйте подсмотреть этот драматичный момент в девятом. Опустив головы, не сильно дыша, они следят за движением учительских глаз по списку. Те, кто на «А» или «Б», начинают успокаиваться, когда палец или карандаш стремится к концу списка. Да, вы правы, бывает, когда поднимается рука: «Я хочу, мне надо прикрыть, исправить, починить двойку».

И вот он приходит домой. Редко кто его спросит о том, что нового он узнал в школе, как он удовлетворил свою природную любознательность. Ему зададут вопросы: «Спрашивали? Что поставили?»

Необходимый живой интерес

Нуждается ли любознательность в похвале, отметке, оценке окружающих? Многие из нас помнят характеристики, составленные классными руководителями. Те, кто выпускал классы в прошлые времена, писали такие на всех. В них как достижение, помимо таких качеств, как чувство долга, трудолюбие и усидчивость, присутствовала любознательность. Вы, наверное, помните, что это упоминание было нечастым.

Возможно, любознательность может стать обязанностью тех, кто учится, несмотря на то что ее объекты находятся далеко за пределами школьной программы. Но тех, кто успешно может удовлетворить эту потребность в любви к знанию, не так уж и много. Впрочем, как и тех, кто к рубежу взрослости эту любовь еще сохраняет.

Несколько лет тому назад я получил вот такое письмо от десятиклассника, ему до выпускных экзаменов оставалось еще полтора года:

«Я подумал над своей учебой. Я решил, что в этом учебном году надо просто доучиться. В первом триместре по химии у меня 4, так что если во втором будет 2, то это меня устроит. Литература и физкультура у меня по два урока в неделю, так что посещать я буду 66%. В следующем году я хочу быстро сдать химию, физкультуру и английский, а потом не посещать эти предметы, фокусируясь на физике, математике и экономике. Я считаю, что смогу подготовиться к сдаче этих предметов за лето. После сдачи зачетов по этим предметам могу ли я иногда посещать в течение года эти уроки и, например, физкультуру?

Также я хотел бы задать вам пару вопросов, которые совершенно не относятся к учебе, но очень важны для меня. Я задавал их своим родителям и друзьям, но удовлетворительного ответа не получил. Быть может, вы сумеете на них ответить. Итак, 1. Что такое душа? 2. Можно ли души сравнивать, то есть сказать, что душа одного человека лучше души другого? 3. Если нет, то как вообще можно сказать, что человек плохой?

С уважением, Фокичев Дима *».

За неделю до этого мне принесли письмо его отца, адресованное классному руководителю.

 

1/2
2/2

Среди нас, взрослых, мало тех, кто не помнит родительское: мама лучше тебя знает, что тебе полезно.

У меня это воспоминание связано с ежедневной порцией рыбьего жира, отвратительный вкус которого мама пыталась нейтрализовать кусочком селедки на ржаном хлебе. Если бы мне разъяснили, что без этой порции жира я не стану директором школы, что именно с ним организм получает жирные кислоты, стимулирующие работу мозга, что он повышает иммунитет. Причем сразу бы объяснили, что это такое — «иммунитет» и какие генетические факторы на него влияют. Возможно, я бы отказался и от селедки на хлебе. Тогда императив «надо» превратился бы в мотивацию «хочу». Впрочем, тогда генетика еще считалась буржуазной лженаукой.

Любознательность — естественное состояние человека. Равно как и любопытство. Отличия большого нет, разве что второе имеет во многом случайный и исключительно эмпирический характер и часто довольствуется малым.

Но если это естественное состояние человека, почему с возрастом оно у большинства людей угасает?

В ноябрьском номере журнала мы опубликовали небольшую подборку о прорывных местах — школах, в которых естественное состояние человека — любознательность — не является помехой на пути к успеху. Наоборот, оно стало необходимым условием последнего. Это «Школа 42» во Франции, «Белая шляпа» в Англии и сеть «Фьюжен групп».

Программа, аналогичная проекту «Школа 42», на днях открылась и у нас по инициативе и полной поддержке руководителя ПАО «Сбербанк» Германа Грефа. Называется «Школа 21». В ней решают безумные по своей необычности задачи, а процесс познания носит страшно нелинейный характер. Личные качества, проявляемые здесь и сейчас, важнее, чем тома портфолио. Любознательность не только поощряется, но и является необходимым условием участия, вне зависимости от того, тебя спросят или нет.

Массовые и бесплатные школы мира выполнили и продолжают выполнять великую человеческую миссию. Они очень нужны. Но ведь не так давно был период в истории их создания, когда массовое учение рассматривалось адептами средневековой схоластики как недопустимое инновационное посягательство на сакральность знания — удела избранных.


* Дима Фокичев сейчас успешно учится в магистратуре одного из лучших университетов, создал собственное дело и мучает всех своей любознательностью.


Диалоги. Ответы без вопросов
Ефим Рачевский
Российский педагог, директор Центра образования «Царицыно» № 548 г. Москвы, народный учитель России
Понравился материал? Поделитесь в соц.сетях
не пропусти последние новости, подпишись на следующий номер
Спасибо! Вы успешно подписаны на рассылку клуба директоров
Закрыть